Александр Абдулов: “Юля — моя вторая попытка в жизни”.

Абдулов скрывает тайную жену, тайного ребенка. Абдулов женится на Красной площади. Вместе с Аль Пачино. Абдулов уже женился. С аль пачином его.
    Абдулов туда, Абдулов сюда. Фигаро здесь, Фигаро там… Достала народного артиста желтая пресса. Спуска никому не даст, с рук не сойдет. Раньше Александр Гаврилович в случае чего мог и по морде папарационной съездить. Теперь стал благовоспитанным, законопослушным. Штампует судебные иски за клевету, пишет о нелегкой судьбе президенту. И… готовится к свадьбе. По-здрав-ля-ем!

“Пишете чушь собачью — платите деньги”

     — Александр Гаврилович, скажите честно, не пожалели еще, что ввязались в судебные тяжбы?
     — А чего жалеть? Вот мы сейчас второй суд выиграли…
     — Да, сто тысяч получили. Фактически как рекламный агент: в каждом номере вражеского издания — стенограмма процесса, тираж растет. Выгодное вложение денег, не правда ли?
     — Ну да, все равно все эти разговоры о цивилизованном обществе у нас пустые. Когда наши депутаты Госдумы публично снимают мигалки, я это называю: “Акция: пчелы против меда”. День они не ездят, другой — потом снова. Я ведь живу по этой трассе, все вижу.
     — Вы не тем же занимаетесь? Актер Александр Абдулов против прессы — не те же “пчелы с медом”?
     — Вот все вы извращаете. Это ведь не значит, что про меня не надо писать. Про меня надо писать! Только писать правду. А не придумывать типа: напишу-ка я, что у Абдулова запор. Все время меня пытаются представить как какого-то борца с прессой. Ни в коем случае не хочу этим заниматься: пресса у нас замечательная, у меня много друзей-журналистов. Которые пишут серьезные статьи; которых читаешь и видишь, что мозги у человека, а не пересказ того, что тетя Дуся рассказала в подъезде. Я против этого.
     — Давно стали таким законопослушным и цивилизованным? Раньше, помнится, чуть что — в морду. Разбили камеру фотографу, поставили фингал Кушанашвили, чуть не выломали дверь в приемную редактора…
     — А как еще надо было, если у нас законы не действуют, как еще? Ну я бил морду. Когда-то. Но сколько можно? Да и надоело.
     — Теперь интереснее писать письма президенту с просьбой защитить мастеров культуры от произвола прессы?
     — Ну если мы на каждом углу кричим, что у нас правовое общество, что у нас демократия, комиссий одних черт-те сколько. Что, мол, давайте жить по закону — нас призывают к этому, правда? Но ведь никто же не живет по закону. Законы как нарушались, так и нарушаются.
     — И вы требуете высшей справедливости?
     — А к кому еще обращаться? Выше президента у нас в стране никого нет.
     — В нашей стране коллективные письма, как правило, дурно пахнут.
     — Почему?! Я что, просил себе квартиру? Я хлеба просил? Что я просил? Я просил, чтобы восторжествовала справедливость. Чтобы законы, которые у нас принимаются, работали. Позвольте: если вы что-то требуете от меня, то и меня послушайте. Извините, я вас выбирал — давайте вы тоже защищайте мои права. Если хотите, чтобы мы в нормальном обществе жили. Никакого отношения к “дурно пахнет”, “борьба с прессой”… Ведь кто так говорит? Бездарности говорят.
     — Разные люди говорят…
     — Это бездарности говорят! Потому что если их сейчас закроют, они потеряют работу, потеряют зарплату. Вот и все!.. А я бы закрыл некоторые газеты, честное слово. А уж если, ребята, вы хотите писать такую чушь собачью, то платите деньги. Вы ведь на этом зарабатываете деньги. Вы на мне зарабатываете!

“Могу и на Красной площади жениться”

     — Как-то сказали, что из-за подобных публикаций теряете деньги, потому что портится ваш имидж. Но вы ведь знаете, наверное, что рекламы со знаком минус не бывает?
     — Бывает.
     — О вас постоянно говорят, ваше имя на слуху. Популярность, как ни крути.
     — Какая популярность? Зачем мне такая популярность? Не надо меня с шоу-бизнесом-то путать. Мне 53 года, я народный артист, лауреат всех премий. Мне сейчас доказывать, что я не верблюд?! Я работаю в лучшем театре, я всем уже все доказал. Потом, кровью харкая. Поэтому сейчас мараться в этом я не хочу. Мне не интересно, скучно, глупо!
     — Согласитесь, сложно представить, что в тех же Штатах соберутся Майкл Джексон, Мадонна, кто еще… Том Круз, про которых пишут все что угодно, — и накатают гневную телегу Бушу. Абсурд, правда?
     — У нас страна такая. Поэтому мы и не живем в Америке. Причем там они судятся и выигрывают миллионы. Они разоряют издания. Потому что там существует закон. Наоми Кэмпбелл, читал, проходила по улице мимо наркологического центра, какой-то фотограф снял ее на фоне вывески — потом написали, что у нее проблемы с наркотиками. Так она подала в суд на издание и выиграла два миллиона долларов.
     — Не-не, по-другому было. Насколько я помню, издание выплатило ей несколько тысяч долларов. Потом был встречный иск, доказали, что Наоми солгала под присягой, и модели пришлось раскошелиться на судебные расходы — около миллиона долларов.
     — Не знаю, я знаю первую часть этой истории.
     — Не кажется вам, что лучше и логичнее было бы просто не обращать внимания на подобные публикации? Не читать за обедом советских газет.
     — Кстати, профессор Преображенский в этом смысле был прав абсолютно. Но как все-таки хочется ощущать себя гражданином этой страны, понимаете. А не просто — что снял квартиру на время. Я не собираюсь отсюда уезжать, я хочу жить в этой стране, хочу чувствовать себя здесь хозяином. Кто-то может не обращать внимания — ну и ради бога. Я — не могу. Считайте, что это свойство моей натуры.
     — И главное: результата — ноль…
     — Почему? Президент направил письмо в Думу, должны принять поправку к закону.
     — Но истории в газетах размножаются. Абдулов женится на Красной площади, Абдулов растит незаконнорожденную дочь, Абдулов тайно расписался…
     — Да, я уже три раза женился. А сейчас вообще — сопровождаю свою дочь с ее мужем где-то на море. Так что это не я перед вами.
     — Может, у вас раздвоение личности?
     — Ну, гипотетически может быть все. У меня может расти дочь, я могу жениться — я же мужчина, могу влюбиться.
     — Но не на Красной площади?
     — Могу и на Красной. Больше вам скажу, многие мои знакомые поверили. Зная меня. Дескать: вот он решил жениться на Красной площади — ну здорово! Но — неправда.
     — Александр Гаврилович, вы ведь и сами можете подкинуть байку, которая потом разлетается по стране. Помню историю про Полу Абдул, которая стала “вашей сестрой”…
     — Это было 20 лет назад, что вы в самом деле. Просто решил запустить утку и посмотреть, насколько (стучит по столу) тупизна наша неистребима. Как все купились! Хапнули за чистую монету. Подходили: “Сань, чего ж ты молчал?”
     — Мне кажется, вы любите выдумывать всякие небылицы.
     — У меня профессия такая, я сказочник, понимаете?

“Не знал, что у меня настолько тайная жена”

     — Да, сказочник. Одну сказку… а может, и не сказку, вы рассказали мне пару лет назад. Что не можете жениться, поскольку повенчаны с Алферовой.
     — Нет, я не мог такую глупость сказать. Жениться я могу хоть 150 раз. Я венчаться не имею права… Хотя сейчас дай сто долларов — и тебя развенчают. Но! Венчаться второй раз нельзя. Потому что я венчался перед Богом, а не перед попом.
     — Все правильно, справедливо. Но Ирина Алферова говорит, что все это ваши выдумки — никакого венчания не было.
     — Ну… Значит, она не венчалась. Что я могу еще сказать?.. Значит, не было Елоховской церкви, ничего не было…
     — Наверное, вы частенько пикируетесь, когда встречаетесь?
     — Нет, мы чудно работаем, в одном спектакле вместе играем, в кино снимаемся… Тоже, кстати, какую-то чушь написали про фильм, что мы там орали друг на друга. Понимаете, вот приходит человек в павильон, а мы репетируем сцену. Но он-то не понимает, что это репетиция идет, и — а-а-а, о-о-о! То есть идет процесс рабочий, а они это хавают за чистую монету. Что ж, замечательно, значит, я так убедительно играю свою роль. С одной стороны — спасибо, это оценка моего труда. А с другой — ну надо же хоть как-то разбираться.
     — Ладно, но теперь-то вы женитесь? Или тоже репетиция?
     — Женюсь.
     — Значит, нет дыма без огня. Чего было судиться тогда?
     — Нет, я судился, когда написали, что у меня тайная жена, где-то там в Сергиевом Посаде. Что я ей две машины, две квартиры подарил. И фотографию поставили — во-о-от (показывает руками) такой свиноматки.
     — Вот вы на что обиделись?
     — Ну ладно, у меня тайная жена, какая-то тайная любовь, может, где-то и была. Но что до такой степени тайная?! Нет, я понял: это действительно нужно в тайне держать, это скрывать надо, это показывать нельзя.
     — Ваша явная невеста — очень красивая, кстати, девушка — сказала, что свадьба будет весной.
     — Не важно, какая разница. Будет? Будет, да.
     — Долго вы держались. Как же ей удалось обломать такого закоренелого холостяка?
     — Никто меня не обламывал, я просто полюбил эту женщину.
     — Тяжелый шаг — решиться на женитьбу?
     — Очень приятный шаг.
     — Если приятный, расскажите, как все развивалось.
     — Нет. Это же наша история, почему я должен ею делиться? Делиться можно хлебом, деньгами. Но любовью делиться нельзя. Зачем рассказывать, кому? Если человек об этом рассказывает, он врет. Я сейчас могу придумать вам такую романтическую историю — Красная площадь будет 9-й автобазой. Правду знают только два человека: она и я… Все-таки это еще и очень серьезный шаг. У меня есть коллеги, которые шесть раз были женаты, семь раз. Я не такой. У меня это вторая попытка в жизни.
     — Скажите, правда, что Юлю вы увели у своего друга-бизнесмена?
     — Чушь собачья абсолютно. Она была свободной женщиной, была разведена. Ни у какого друга я ее не уводил.
     — А кто вас познакомил, где это было?
     — Не надо.
     — Писали, колечко с бриллиантом невесте купили, машину подарили.
     — Чего еще подарил? Я не могу обсуждать бредни идиотов, понимаете? А почему нужно обязательно к свадьбе дарить кольцо? Почему так просто не подарить? И машину можно подарить. Будут деньги, подарю машину. Заработаю и подарю.
     — Еще момент, Александр Гаврилович. Юля беременна?
     — Спросите у тех, кто об этом написал, — видимо, они знают больше, чем я… Нет, это не так.

“На улицу вообще стараюсь не выходить”

     — Вам вообще везло в любви, как думаете?
     — Мне везло в любви, да. Не могу гневить Бога.
     — Женщины часто использовали вас: ваше имя, статус, деньги?
     — Вы знаете, у меня даже в мыслях не было никогда дружить с кем-то из-за того, что человек занимает какую-то должность. Я хочу верить, что и меня никто в этом плане не использовал.
     — У вас есть настоящие друзья?
     — Конечно. Далеко не все они из мира театра. Милиционер, врач, бизнесмен… Дружим уже лет 30. Собраться можем где угодно: на Северный полюс летали, все время на рыбалку ездим.
     — Вы умеете дружить?
     — Ох, это очень трудное дело — уметь дружить. Хочу верить, что да.
     — Вы всегда очень тепло рассказываете про своих коллег: про Леонова, про Пельтцер. И видно, что человек вы очень тонкий, чувствительный. В жизни приходится это прятать?
     — Ну а сейчас время такое, сейчас не модно быть мягким, добрым.
     — А что это за время? Это ваше время?
     — Нет, ни в коем случае не мое.
     — Вы же востребованный, супервостребованный.
     — А я что, до этого не был востребованный, что ли? Я работаю сейчас, значит, просто я умею работать. Другое дело, что время мне не очень нравится, даже не могу объяснить, чем. Больше фальши стало, больше злых людей, озлобленных, все разобщены. У меня такое ощущение.
     — А сами себе вы нравитесь в это время?
     — Как-то не думал. Я работаю и работаю. Вот мы с другом моим, с Володей Фатьяновым, сейчас снимаем кино, комедию — к следующему Новому году. В апреле начинаем снимать большую картину — “Гиперболоид инженера Гарина”.
     — Ну это давняя история, помню — Костя Цзю там должен сниматься.
     — Да-да, Цзю. К сожалению, не договорились — вчера мне позвонили — с Миллой Йовович.
     — Сколько она запросила?
     — Нет, там просят много, но вопрос в другом — она на два года вперед расписана. Не получилось… Что еще — сейчас репетирую “Женитьбу” в театре, Подколесина…
     — Надо же — точно в тему. Но скажите, вообще вас тяготит публичность? Боитесь толпы?
     — Знаете, глупо говорить, что тяготит. Я же этого хотел…
     — Вот эти все взгляды, пальцы, окрики?
     — Ну что делать, ради этого я пошел в артисты. Меня очень забавляет, когда некоторые мои коллеги говорят: я не люблю аплодисменты, автографы. Чушь собачья.
     — Но здесь, в театре, вы как в ракушке. А на улицу выйдете — дискомфорт?
     — А я стараюсь даже не выходить на улицу. Вот сейчас поеду на юбилей к товарищу. Из машины — в подъезд, поздравил — поехал домой.
     — А прогуляться — по Александровскому саду, скажем, — иной раз не хочется?
     — Хочется. Но быстро очень желание пропадает. За границей я гуляю замечательно: когда тебя никто не знает — это потрясающе. И все равно находятся наши сограждане: “Ой, смотри, Абдулов пошел!”
     — Разве это может не раздражать?
     — Ну почему это должно раздражать? Это твоя публика: они рады, что видят тебя живьем, хотят пощупать. Старушка какая-нибудь подбегает: “Я выросла на ваших фильмах”. Еще был случай гениальный. Подошел ко мне человек: “Можно автограф?” Я говорю: “У меня ручки нет”. “Ну как хочешь”, — говорит. И ушел. Или такая ситуация. Я с Делоном шел — попросили сопровождать его. Идем по улице Горького: ко мне подходят брать автографы, к нему — нет. Потому что никто не мог поверить, что это Ален Делон. И вот он переживал дико. Люди подходили, я им так, сквозь зубы: “Это Ален Делон, возьмите у него автограф”. На меня смотрели как на идиота: “Да ладно”, — говорят… Нет, ну а если и неприятно, что — терпи, издержки производства.
     — Вот странно. А публикации скандальные — разве не издержки производства?
     — Я вранья не люблю, понимаете, в чем дело? Пишите вы, что угодно… Знаете, я сейчас хочу газету сделать. Называется “Вранье”. “Вранье”! Вот если слово правды там будет, подавайте в суд. Вот написано (вычерчивает пальцами газетную “шапку”): “ВРАНЬЕ”! Официально. Вот я вру! Мне кажется, будет очень популярная газета.
     — Ну да, газета “Правда” сейчас не очень популярна… О ком писать собираетесь, о себе?
     — О ком угодно. Поверьте, фантазии-то хватит. Напридумывать таких историй, что мало никому не покажется.